Российская академия художеств

- Олег Аркадьевич, сегодня в Санкт-Петербурге нет человека более компетентного в вопросах художественного образования, чем Вы. В течение тринадцати лет Вы были проректором по учебной работе института им. Репина, с 1990 по 2001 годы - ректором. 1990-2000 годы решительных перемен в стране - сильно изменили наше высшее образование, художественное в том числе. А поскольку искусство - не просто ремесло, профессия, но, по призванию, - осмысление, отражение жизни общества, духа времени, его активное формирование, то и положение в искусстве, в художественном образовании также не могло не претерпеть изменений. Я озвучу те сомнения по поводу академической школы и образования, с которыми приходится сталкиваться. Например, что деятельность многих художников, получивших «академическое» образование, в том числе прежде весьма заслуженных, академиков оказалась на периферии общественного внимания. Бытует мнение, что появление какого-либо художественного движения, развивающего традиции отечественного изобразительного искусства и способного стать серьезным культурным событием, подобным появлению «сурового стиля», например, невозможно. Стоит ли за подобными высказываниями реальный кризис академической традиции и ее школы художественного образования? Что должно произойти, в том числе в сфере художественного образования, чтобы «академическое» искусство вернуло свое влияние? Или эта традиция и поддерживающие ее институции действительно исчерпали себя? Обычно в таких разговорах вспоминают, что весь художественный процесс с конца XIX века питался протестными жестами, против «академической» формы искусства выступали и передвижники, и авангардные движения начала XX века, и искусство хрущевской оттепели, и, во многом, даже «суровый стиль». Как и чему учить сегодня молодых художников, какова в этом должна быть роль традиции, и не исчерпала ли она себя окончательно?

- Я много размышлял над этим. Эти размышления вошли в книгу «Пятьдесят лет с Академией художеств», в которой я затронул многие из заданных вами вопросов. Если начать с передвижников, то ведь их протест касался не школы, не традиции, а направлен был против навязывания тем дипломных работ - библейских или мифических. Но вот Репин, правда, это другое время, но свою дипломную работу он написал как раз на евангельский сюжет. И это единственная дипломная работа в истории Академии художеств, которая экспонируется в Русском музее. Так что протест передвижников носил, можно сказать, непринципиальный для школы характер. В дальнейшем в Академии была реформа, позволившая выпускникам выбирать темы дипломных работ. Сохраняется это и сейчас, причем, касательно не только дипломов, но и любых творческих работ, которые выполняют студенты за все шесть лет своего обучения. Творческая работа начинается уже на первом курсе. Ведь творчество - это создание эскиза будущего произведения, когда в небольшом формате определяется замысел, решаются основные содержательные и композиционные вопросы. Конечно, и на первом, и на старших курсах мы предлагаем темы для возможной разработки, чтобы студенты жили интересами времени, страны, народа, зрителя, для которых должен работать художник. Я, на самом деле, часто думал о том, что, быть может, наша художественная система несовершенна. Может быть, так оно и есть, но где же она совершенна? И вот как-то я попал в Испанию. Посещение в Барселоне музея Пикассо укрепило меня в мысли (несмотря на периодически возникающие сомнения), что наша школа на верном пути.

- Каким же образом?

- На первом этаже музея представлены ученические работы Пикассо и его дипломная работа «Первое причастие» 1896 года. Она мне не очень понравилась: в 1896 году у нас были работы посильнее. Но это вполне академическая работа. На других этажах представлены работы последующих лет, все более поздних, чем выше поднимаешься по этажам: первые поиски, когда он подражал то Домье, то Лотреку, голубой, розовый периоды, кубизм... Творчеством Пикассо я интересовался, едва закончив институт. Тогда, в Барселоне, я понял, что человеку, который в двадцатом веке «заморочил головы» всему миру и постоянно держал в напряжении всю художественную интеллигенцию, ему, оказывается, не помешала академическая школа.В искусстве я не приверженец исключительно школы Чистякова, но для школы - приверженец его метода. Школа дает профессиональное умение пользоваться своим инструментом. А насколько ты себя проявишь как художник, зависит от масштаба твоей личности. И сегодня можно привести немало примеров, когда из мастерских весьма консервативных профессоров выходят очень яркие художники. Но надо всегда иметь в виду, что Эйнштейн был один, Ландау - один, и Репин - один, и Суриков. Но Репин и Суриков получили серьезную академическую школу: учились у Чистякова.Вот есть такой художник - Зураб Церетели, человек кипучей энергии, я бы сказал, вулканической. Это очень оригинальный мастер, широчайшего диапазона. И важно не то, что кто-то может иначе, чем он смотреть на искусство, а то, что он собирает вокруг себя и в Академии очень разных художников; и это говорит о широте Академии и академической школы.

- Олег Аркадьевич, широкое разнообразие в творчестве вы считаете благом? Ну, а что касается Академии, которая должна концентрировать в себе высшие достижения, тут как с критериями?

- Школа есть школа. Тут все должно быть значительно строже. Можно ли написать «Войну и мир», если не был в первом классе?

- То есть критерии, по которым мы судим об успехах образования, значительно строже критериев, по которым судим искусство?

- Конечно! Мы судим тут по критериям школы.

- Школа обязательно должна быть консервативной по отношению к живой практике искусства?

- Да, конечно.

- Вы сказали о том, что феномен Пикассо определился не школой, а масштабом личности. Этот масштаб устанавливает Бог от рождения, а школа совершенно свободна от таких задач.

- Школа - это много людей, которые обладают способностями в этой области. Способности - это еще не талант, речь тут еще не идет о масштабе личности, но школа - необходимый момент для дальнейшего развития личности.

- Олег Аркадьевич, на вашем столе лежит прекрасно изданный альбом. Здесь представлены произведения наших мастеров, за плечами которых серьезная академическая школа, людей у нас признанных: работы многих находятся в музеях, сами они имеют звания и награды. Но действительно ли их творчество необходимо или хотя бы интересно миру? Вы сказали о том, что искусство должно быть адресовано людям, но ведь и национальные художественные культуры действительно каким-то образом должны адресоваться к другим культурам. Складывается впечатление, что мир нашим искусством сегодня не взволнован. Сенсация, как-то связанная с нашим искусством, произошла недавно в Петербурге. В Россию после эмиграции вернулся Илья Кабаков. Выставка в Эрмитаже привлекла ведущих мировых искусствоведов, директоров музеев, имела широчайшую прессу. Директор Эрмитажа в своем выступлении сказал о том, что Кабаков - единственный русский художник, который постоянно входит в десятку ведущих художников мира, а в иные годы и возглавляет этот рейтинг. Кабаков как художник тоже имеет профессиональную подготовку. Не знаю, как бы вам понравилась его дипломная работа, но его современное творчество, пожалуй, ничего общего не имеет с академической традицией. Из русских художников в мире знают Кабакова, а многих академиков - нет. И та традиция, которую сохраняет Академия, она нас изолирует от мира или оберегает наше своеобразие? Это изоляция, возможно, как-то должна обнадеживать или, напротив, - должна настораживать? Нужно ли искать какие-то средства, чтобы быть принятыми миром?

- Я понимаю ваш вопрос и тоже озабочен. Ну, во-первых, всегда существуют вопросы конъюнктуры. Из своего опыта могу вспомнить такую историю. На втором курсе Академии (это 1953 год) я написал эскиз картины «Приезд героини в колхоз», речь о героине труда, разумеется. Эта работа много лет хранилась в методфонде института, потом мне ее вернули. И по прошествии многих лет приехали как-то англичане, которые скупали здесь соцреализм. Вот тогда-то моя работа и вызвала большой интерес и была приобретена. Как относиться к конъюнктуре? Много ли значит для истории искусства то, о чем сегодня пишет пресса, что раскручивают по телевизору?

- Олег Аркадьевич, Вы были ректором института им. Репина в девяностые годы, когда многое менялось в стране, порой весьма драматично. А как Академия в эти годы? Были ли попытки что-то менять, модернизировать вслед за временем?

- Ничего такого не происходило. Мы уже говорили, что в искусстве главное - личность. А у нас во главе основополагающих кафедр стояли такие люди, как Мыльников - кафедра живописи, Белоусов - кафедра рисунка, Аникушин - кафедра скульптуры, Жук - кафедра архитектуры. И здесь опять находит подтверждение мысль о том, что главное в искусстве - личность.

- Академия художеств - институт, так или иначе - а особенно прежде - проходящий по идеологическому ведомству. Не было ли попыток подвергнуть его реформированию подобно многим институциям, на которых держался порядок вещей?

- Нет, никакой политики тут не было. Были общие для всей системы образования проблемы. Стипендии не платили, зарплаты не платили.

- А возможно ли сделать некий прогноз по поводу того, как будет и будет ли меняться система образования в Академии художеств? За минувшие годы, хоть и не было идеологических или политических вмешательств в жизнь высшей художественной школы, но фактом стала деятельность зарубежных фондов, поддерживающих в России науку, художественную культуру, а также некоторые аспекты политической жизни. Сперва фонд Сороса, а теперь фонд Форда играли и играют заметную роль в поддержке искусства, но не академического, а, так называемого, актуального. Творчество художников этого направления постоянно в центре внимания СМИ. Так случилось, что такой институт, как Союз художников, уже не продуцирует события традиционного изобразительного искусства как общественно значимые. И путь через академические институты в Союз художников уже не мыслится как путь к известности и респектабельности. Так что каким-то образом идеология все-таки вмешалась в художественную жизнь, и разве не должна школа делать выводы из сложившейся ситуации? Или Академии художеств это ничем не угрожает?

- Все всегда зависит от людей, которые участвуют, руководят процессом. Искусство неоднократно переживало периоды активного поиска новых форм. Но то, чему мы учим, - это искусство реалистическое. Оно было во все времена, думаю, и останется. Но это я так думаю и надеюсь. Думаю, искусство должно быть нужным людям. Представьте себе, что издали большим тиражом репродукцию «Черного квадрата», это нашло бы спрос? Несколько лет назад меня навестил один из наших выпускников, который учился у Бориса Угарова. Так вот, его пригласили писать портрет английской королевы. Павленко его фамилия.

- Действительно, недавно телевидение показало репортаж с выставки, устроенной в английском посольстве. Это была выставка парадных портретов представителей высшей английской аристократии, в том числе был и портрет королевы Елизаветы, написанный вашим знакомцем. Трудно судить по телевизионной картинке, но выглядели работы впечатляюще. Но ведь дело в том, что ни один музей современного искусства, пожалуй, не пожелает приобрести работы этого Павленко.

- Понимаю. Но все же немало найдется аргументов, чтобы не слишком опасаться за реалистическую традицию. Напомню мудрый лозунг ЮНЕСКО: «Все разные, все равные». Думаю, в искусстве должно восторжествовать толерантное мышление. Вот и в смысле прогнозов: востребованным будет и то, и другое искусство, а главное - для кого это искусство, кому оно адресовано.

- Так что, с Академией художеств все в порядке?

- В свое время государство активно поддерживало художников. Теперь этого нет. И многое зависит от того, насколько государство осознает свой интерес в поддержании и развитии отечественной художественной культуры.

Олег Аркадьевич Еремеев - заведующий кафедра рисунка, экс-ректор института им. Репина




версия для печати