М.Чегодаева. Cтатья о скульптуре «Трагедия народов» Зураба Церетели. 1997

 

Памятник Зураба Церетели «Трагедия народов» на Поклонной горе в Москве. Лучший в России и один из лучших в мире памятников величайшей трагедии ХХ века, жертвам самых чудовищных преступлений, какие только известны истории.
Завершилось столетие, и подводя его итоги, мы не можем не думать о том, какую память по себе оставит ХХ век, что будут знать о нашем времени наши внуки и правнуки, люди третьего тысячелетия. Что вспомнят они – неужели только всесокрушающие революционные бури и мировые войны, чудовищную жестокость и варварские разрушения, гибель миллионов ни в чем не повинных людей – женщин, детей, стариков?
Да, не уйти ХХ веку от суда истории: его жестокость, его разрушительные силы превзошли все содеянное когда-либо человечеством. И не в том только дело, что не было раньше войн, подобных Первой и Второй мировым войнам, не было оружия массового поражения! Того, что было, вполне хватало для уничтожения целых городов, иногда – целых народов. Но не было раньше такого, чтобы уничтожение миллионов простых мирных граждан научно разрабатывалась в лабораториях, планировалась и просчитывалась в правительственных кабинетах, как государственная программа. Не было никогда, чтобы тысячи людей погибали не на полях сражений, не в пламени штурмов и осад, не под стопой диких варварских орд – а планомерно, чуть ли не по разнарядке уничтожались в концлагерях, как уничтожались в Майданеке и Треблинке, на Лубянке и на Соловках. В странах с многовековой культурой, с высокими традициями гуманизма.
Кому и зачем были нужны эти человеческие жертвоприношения, о каких не могли и мечтать самые кровожадные божества древности? Столетиями будут ученые искать ответа на вопрос: как такое могло произойти? Но исторические факты, даже мирового значения остаются в веках почти исключительно достоянием исследователей – историков, археологов. Страшные катаклизмы ХХ века предстанут в музеях будущего подобием скелетов вымерших чудовищ. Реально жить, по-настоящему волновать, затрагивать души наших потомков будет в первую очередь ИСКУССТВО – великое гуманистическое искусство ХХ века, противостоящее насилию. Оно поведает правнукам о нас – наших трагических судьбах, нашем героизме и наших страданиях; о том, какими мы были и как воспринимали и осмысливали свое время.
Скульптурная группа Зураба Церетели «Трагедия народов» – наш голос в грядущем. Наша память. Наше покаяние.
Комплекс на «Поклонной горе» был задуман и осуществлен как Памятник Победы в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 годов. Героизм и слава Советской армии; счастье и гордость победы, всенародное ликование – вот тот главный настрой, то идеологическое обоснование, которым надлежало руководствоваться создателям Памятника, архитекторам и скульпторам. На протяжении многолетней работы проекты комплекса подверглись существенным изменениям. Первоначально планировавшаяся аллея огромных многометровых статуй была заменена обелиском, вознесенным перед входом в музей. Скульптурные изображения на обелиске – Ника Богиня победы и Георгий Победоносец, поражающий копьем дракона – были выполнены Зурабом Церетели. Наиболее важное и значительное из того, что возникло в процессе работы над комплексом – Храм, сооруженный на территории Поклонной горы слева от музея. С древнейших времен существовал на Руси обычай – увековечивать память о воинских победах, о павших в боях воинах, о героизме и мужестве всего народа возведением церкви или часовни. Этот чудесный обычай смог возродиться лишь в последние десятилетия – и храм Георгия Победоносца на Поклонной горе естественно стал если не зрительным, то духовным, нравственным центром всего комплекса – одним из центров, наряду с сооруженной неподалеку мечетью. Все народы нашей страны, независимо от национальности и вероисповедания заплатили свою цену за победу над фашизмом. Страшную, ни с чем несоизмеримую цену – собственными жизнями, собственной
В сооружении Храма Георгия Победоносца Зураб Церетели принимал самое непосредственное участие. Им были созданы и помещены как на внешних стенах храма, так и внутри иконы в форме монументальных бронзовых рельефов; он предложил архитектору и Патриархии новое в русской архитектуре решение самого здания: огромные проемы в куполе устремляют взоры молящихся в небо; как бы включают само небо в пространство церкви. «Я сделал горельефы. «Фрески проснулись», – рассказывает З.Церетели. – Когда входишь внутрь Храма, создается иллюзия, что там небо. Я открыл небо, впустил в Храм лучи света, так что ты прямо контактируешь с небом, с Богом. Это было новое слово в православной церковной архитектуре. Не все это приняли, но Святейший патриарх благословил мое решение, почувствовал, что для верующих людей очень дорог такой контакт с небом. У многих христиан, в том числе и православных, кресты выносились на природу, верующие молились прямо под открытым небом. Не всюду в селениях, в горах могли строить церкви, и люди сооружали у дорог, на вершинах гор, на перевалах каменные кресты».
Храм Георгия Победоносца – памятник не только русским, но всем – армянам, грузинам, украинцам, белорусам, молдаванам и другим христианам нашей страны, сражавшимся, погибавшим и победившим в Отечественной войне. Москвичи помнят, какой всенародной трагедией была Великая Отечественная война, сколько мук и горя принесла она нашей стране. Кое-кто пытается «забыть» все страшное, горестное, трагическое, что было в нашей истории. «Забыть» о том, о чем никогда не забудет Москва – о Московском ополчении, преградившем телами москвичей путь фашистов к столице. «Забыть» попавших в плен солдат, объявленных Сталиным предателями и получивших в добавку к мукам фашистских концлагерей еще по десятку лет заключения в советском Гулаге. «Забыть» миллионы беззащитных людей, оставленных в первые месяцы войны на оккупированных территориях на расстрелы в Бабьем Яре, на пламя Хатыни.
Такие, через чур «забывчивые» люди хотели бы, чтобы памятник Победы был только победоносным, только ликующим и радужным как праздничный фейерверк 9 мая. «Трагедию народов» они требовали – если уж нельзя ее уничтожить совсем, то убрать подальше с глаз, в глубь парка, за «спину» здания музея, куда не всякий посетитель и заглянет. Не учли они лишь одного: художественная сила Зураба Церетели так велика, духовное напряжение образов, им созданных столь мощно, что где бы ни стояла группа, она неизбежно будет вплетать свою скорбную мелодию в победную симфонию комплекса на Поклонной горе. Зураб Церетели не побоялся взяться за самое трудное, самое тяжкое, что было заключено в идее сооружения памятника, посвященного подвигу советского народа в Великой Отечественной войне. Он один – своей скульптурой «уравновесил» праздник и слезы победы. Не дал исказить жестокую Правду истории. Те, кто навсегда сохранил в душе боль великой трагедии войны находят группу и здесь, в парковой части, и склоняют голову перед этими горестными и величественными тенями, так похожими на свечи, зажженные в церкви перед Распятием за упокой миллионов душ. Вечная им память. Вечный покой. Только вот можно ли говорить о «покое», приобщаясь к этой великой трагедии; не просто смерти – чудовищному преступлению? Ведь перед нами – запечатленный в бронзе момент казни, хладнокровного, убийства невинных людей, не только тех, которые составляют группу З.Церетели, но сотен, тысяч, миллионов, стоящих за ними.
Художник рассказывает, как возникла у него идея «Трагедии народов». Запечатлевшиеся в душе с острой непреходящей силой воспоминания опаленного войной детства, слилась с драматическим впечатлением от одной неожиданной встречи уже не столь давнего времени. Работая в Бразилии, Церетели познакомился с балериной русского происхождения Евгенией Федоровой, руководительницей балетной школы, дававшей спектакль в честь скульптора из Советского Союза, и она поведала ему как попала в Бразилию. «Это была трагическая история, и вот оттуда родилась у меня идея: мать стоит и закрывает ребенку глаза, чтобы не видел он ту трагедию. Они жили в Белоруссии. Ночью ворвались немцы, девочка проснулась... Она видела, как убили отца, как убили брата, сожгли деда... Когда я спросил: «А мама?» она уже не могла рассказывать и стала плакать. Сестра ее, также маленькая была, их немцы забрали, но она не знает, где сестра, жива или нет. А она попала в Бразилию, своим трудом добилась успеха. Когда я вернулся, начал искать сестру. Мне помог Филипп Денисович Попков, первый заместитель председателя Комитета госбезопасности и Василий Трошин, тогда начальник московской милиции. Они помогли, и сестру нашли – она жила и работала в Донбассе. Когда я начал звонить, она сначала не хотела разговаривать, бросала трубку, я еле добился и все объяснил ей. Поговорить с Бразилией по телефону тогда было невозможно. Я попросил первого заместителя министра иностранных дел Ферюбина и он помог мне соединиться и поговорить с Женей Федоровой. Я пригласил ее, я жил тогда на Тверском бульваре, в подвале, где я работал, мастерская у меня была там, и сестры там встретились. Это была трагическая встреча. Они каким-то чутьем узнали, почувствовали друг друга – я убежал в другую комнату, не мог сдержать слез... Вот эта история сыграла большую роль в создании комплекса «Трагедия народов». Мать закрывает рукой глаза ребенка, чтобы он не видел, того что произошло... А потом все они уходят из жизни...»
...Серая, кажущаяся бесконечной – Церетели удивительно передал это ощущение бесконечности – вереница обнаженных мужчин, женщин, стариков и молодых; детей, отличающихся от взрослых только ростом; почти неразличимых, похожих друг на друга своими одинаково обритыми головами, одинаково изможденными нагими телами. Опущенные руки с растопыренными пальцами. Застывшие лица, невидящие, обращенные в себя глаза. Молчаливая, обреченная очередь за смертью.
Впереди – трое: мать, отец, сын-подросток. Их черед настал: мать прикрыла рукой глаза мальчика, чтобы не видел ребенок направленного на него автомата палача; отец огромной ладонью защитил его грудь... Отчаянная и безнадежная попытка родителей спасти сына, охранить, уберечь... Последнее мгновение перед гибелью, последняя страстная воля к жизни. Те, что идут следом за ними в ожидании своего смертного мига кажется, и видят и не видят ни этих трех, что впереди, ни друг друга. Каждый наедине с самим собой, со своей неумолимой судьбой.
«Трагедия народов» это горестное напоминание о всех бесчисленных казнях и расстрелах, учиненных фашистами – жестокое свидетельство, достоверная ПРАВДА во всем, вплоть до частностей, до ворохов одежды, сорванной палачами со своих жертв, утилизированной, как и их волосы Третьим Рейхом. Страшная, позорная правда истории, известная нам по Бабьем Яру!
Лежит на земле украденная палачами одежда, вещи – осиротевшие свидетели предвоенной жизни, а нагие люди, тонкие и хрупкие как молодые саженцы деревьев, темными силуэтами вонзаются в небо, возносятся ввысь. Движется, движется в мерном ритме бесконечная череда и чем дальше, тем все условнее становятся фигуры, обобщеннее лица с едва намеченными чертами, впадинами глаз. Фигуры словно бы заваливаются назад и в конце концов переходят в камни, обломки камней; сливаются с прямоугольными гранитными стелами, на которых вырублена одна и та же надпись на разных языках народов нашего бывшего Союза: ДА БУДЕТ ПАМЯТЬ О НИХ СВЯЩЕННА, ДА СОХРАНИТСЯ ОНА НА ВЕКА. «На всех языках – взволнованно повторяет Зураб Константинович, – и на русском, и на украинском, и на еврейском, и на среднеазиатских – на всех языках»... То прямые, то наклонившиеся, эти стелы-надгробия повторяют ритм фигур и сами предстают каменными призраками, бесплотными и монолитными, вечными как гранит. Запечатленное в камне и бронзе, навсегда остановленное мгновение перехода из жизни в смерть...
А может быть напротив – из смерти в жизнь? Чем больше всматриваюсь я в эти скорбные фигуры, в эту неподвижно-движущуюся череду, тем сильнее охватывает меня чувство, что не заваливаются назад, не обращаются в камни эти тени: это камни оживают, приподнимаются, выпрямляются, «вочловечиваются», обретают плоть, все более реальную, все более индивидуально-портретную. Не вечная смерть – вечное воскресение запечатлено мастером в его скульптурной группе и запечатлено с потрясающей душу силой! Не пассивная покорность измученных, доведенных до состояния полного безразличия «агнцев бессловесных», но гордое спокойствие бессмертных человеческих душ, уже неподвластных никаким палачам, никакому насилию!
В памяти звучит еще один – такой простой и такой страшный рассказ Зураба Церетели о том, как скончалась его старая мама, прочитав в газете заявление какого-то высокомерного политика, что ее сын Зураб Церетели – враг народа. «В тридцать седьмом расстреляли дедушку, она всю жизнь переживала это и наверное, когда она читала эти страшные слова «враг народа», вся сталинская эпоха прошла перед нею.» Сердце старой женщины не вынесло даже мысли о возможности возврата ужасов тоталитаризма...
Нет, не только «Бабий яр», не только Саласпилс или Хатынь запечатлелись в «Трагедии народов». Смысл памятника и шире, и символичнее: тоталитаризм в любом обличии – смертельная опасность для человечества. Мертвые взывают к нам, живым: ПОМНИТЕ! НЕ ДОПУСТИТЕ! И пока не исчезла такая опасность, не будет им покоя. Замечательная скульптурная группа З.Церетели «уравновесила» не только счастье и горечь победы в Великой Отечественной войне – «радость со слезами на глазах». Благодаря «Трагедии народов» в комплексе Памятника Победы на Поклонной горе прозвучали, встали рядом величайший ГЕРОИЗМ и величайшая СКОРБЬ российской истории двадцатого столетия. Зураб Церетели взял на свои плечи важнейшую благородную миссию: напомнить и нынешним, и грядущим поколениям о страшной цене, уплаченной человечеством в битве Добра и Зла, Света и Тьмы, поистине космического взлета разума и поистине звериного одичания – апокалипсической битве, сотрясавшей ХХ век. ВЕЛИКОЕ ЕМУ ЗА ТО СПАСИБО.

М.А.Чегодаева






версия для печати