А.Саленков. Статья к выставке «Французы» Сергея Бархина в МВК РАХ. 2019

 

В июне – начале июля 2019 года в МВК РАХ Галерее искусств Зураба Церетели прошла выставка Сергея Михайловича Бархина «Французы». Сложно писать по следам проекта, к которому имел непосредственное отношение. Выступая координатором, мне, спустя некоторое время, по-прежнему трудно соблюдать дистанцию и выстраивать текст в соответствии с постулатами беспристрастного взгляда художественной критики. Но, быть может, и не стоит. Дело в том, что уже существует сложившаяся история «Французов», предложенная Сергеем Михайловичем. Убежден, что каждый, кто когда-либо вступал в диалог с Бархиным, отмечает умение Сергея Михайловича вовлекать собеседника, соратника или даже оппонента в ситуации, где его культура, связанная с театром и сценографией, книжной иллюстрацией и издательским делом, архитектурой и проектированием, становятся настоящим событием. Таким событием является и проект «Французы», включивший в свою орбиту большое количество людей. По этой причине, я постараюсь остаться в пространстве совершившегося, но все еще проживаемого события, чтобы показать важность тех невидимых моментов сотрудничества, которые, как правило, опускаются в привычных жанровых текстах.
На выставке были представлены иллюстрации к французскому эпосу и поэзии - «Песнь о Роланде», «Баллады на воровском жаргоне» Франсуа Вийона и «Одно лето в аду» Артюра Рембо. Три тома - папки с графическими листами объединены в одну книгу «Французы». Помимо иллюстраций, в книге присутствуют частичный или полный переводы в сопровождении оригинального текста. Малотиражное издание (22 экземпляра), напечатанное в технике шелкографии, осуществлено лабораторией экспериментальной печати «Пиранези LAB». Каждый экземпляр, впоследствии, будет передан библиотекам и музеям в России и Франции. Организацией выставки занималась Российская академия художеств совместно с галереей «Открытый клуб». За этими наименованиями стоят конкретные люди: коллектив выставочного отдела Академии выполнил экспозицию и полиграфию выставки, Вадим Гинзбург и Екатерина Прокошева предоставили от галереи «Открытый клуб» оформленные работы, театральный художник и иллюстратор – Ольга Золотухина сделала для Сергея Михайловича верстку и, конечно, Алексей Веселовский – основатель лаборатории «Пиранези LAB» - руководил печатью книги. Выпустило «Французов» издательство «Близнецы», организованное Сергеем Михайловичем, его сестрой Татьяной и дочерью Анной. С начала 1990-х годов в издательстве выходили самые разные материалы: серия монографий, посвященная истории знаменитой семьи, а также книги воспоминаний и сочинения других авторов, например, «Одиссея поэта. LORA переводит TONINO» (Гуэрра, 2009). И вот теперь – «Французы».
Сам факт появления издания заслуживает отдельного внимания, поскольку выходит за рамки типовых задач современного книгопечатания. Сергей Михайлович давно иллюстрирует французских поэтов и в рамках выставки предложил по-новому посмотреть на направление во французском искусстве начала ХХ века «livre d’artiste» («книга художника»), получившего самостоятельное развитие в книжной иллюстрации советского и постсоветского периода. Как известно, малотиражные, дорогие издания 1910-х годов Амбруаза Воллара и Даниеля Анри Канвейлера, привлекавших к работе Пикассо, Матисса, Боннара, Арпа, Миро, Шагала и многих других, создавались в условиях «узкого круга» только зарождавшегося рынка искусства, а позже были вытеснены прогрессивной эстетической программой модернизма. Выставочный проект «Французы» в этом отношении показал, каким может быть труд художника-иллюстратора, ищущего альтернативную точку зрения, согласно которой, малотиражное издание фигурирует не только как предмет коллекции, но и в качестве произведения, имеющего общественные задачи. В эпоху, когда статус книги, по крайней мере, изменился и, едва ли, соответствует той степени социальной значимости, которая была еще полвека назад, подготовка подобных независимых изданий и выставочных проектов становится важной опорой для формирования обновляемой книжной культуры. В ситуации распространения информации средствами цифровых медиа, именно постоянный индивидуальный поиск и оценка регулярно меняющегося положения дел могут оказаться решающими в поддержании и развитии этой культуры.
«Французы» - тематическая и экспериментальная книга, вместившая в трех тетрадях произведения, на первый взгляд, несводимые по смыслу, художественному направлению и языку. Тем не менее, найденная Бархиным линия интерпретации текста через сопоставление исторических и биографических нюансов отдельных текстов, позволяет говорить о диалоге, который избегает догмы устоявшегося литературного канона. Язык сказителей «Песни о Роланде», автобиографическая поэтика Вийона и ритмическая проза Рембо складываются в книге по принципу исторических и/или биографических личных свидетельств. До известной степени, и сам Бархин, подобно выбранным им авторам, свидетельствует. Одновременно и как читатель, и как художник-иллюстратор, он помещает на титуле каждой тетради свое пояснение: «Вспоминая…, рисовал Сергей Бархин».
Вспоминая детство, Сергей Михайлович показывает в игровой динамике сцены героического повествования, которые вновь, здесь и сейчас, претворяют события поэмы в жизнь. Вслед за повседневностью Раннего Средневековья, пронизанного чувствительностью к материальности мира, к данности и проявленности вещей, их цвету и пластической силе истории, иллюстрации образуют камерную фрагментарность песенного звучания кантилен. Будучи артистичным ловцом «внутреннего образа стихотворения» и его «звучащего слепка формы» (О.Э. Мандельштам), Бархин схватывает специфику речи и условий, воспроизводящих устную традицию. Эпос никогда не меняет сути героической подоплеки излагаемых событий и подвигов. По этой причине ни Роланд, ни Карл Великий не выходят за рамки канонических амплуа героя и мудрого властителя соответственно. В то же самое время, «Песнь о Роланде» действительно весьма исторична. Однако, эта историчность понимается не столько как следование упоминаемым и найденным фактам, сколько как становление идеологии крестовых походов и Реконкисты, зарождение национального самосознания и формирования памяти о Карле Великом.
Вспоминая юность, Сергей Михайлович пытливо и ярко обращается к «твердой форме» стиха Вийона, возникшего во Франции в XIV - первой половине XV века. Не ускользает от него ирония, пародийность и контрастность поэтики житейских баллад, распространяющих смешанный запах «крови и роз» (Й. Хейзинга). Художник помещает фигуративные композиции в, казалось бы, неоспоримую структуру цитации. Но в тот же самый миг, слова группируются, подчиняются обаянию и игривой драматичности происходящего: карнавальный разгул, драки и грабежи сменяются моментами разочарования, стыда и мук совести. Ожидаемое наказание связывает дисциплинарность еще только возникающей пенитенциарной системы со случайностью смерти и ее контролируемой спонтанностью. В условиях строгой иерархии власти абсолютизма, впоследствии, положенной в основу тюремного порядка, сквозь призму воровского жаргона, с пастельной мягкостью проступают формы социальной организации тела персонажей. Так, в жестах, движениях и наготе нет провокации, интимности и чувственной сексуальности. Здесь имеет место подчиненная правилам игры и веселья сфера отношений, развлечений и взаимной выгоды. Цитаты и ссылки преобразуются на наших глазах в речевые акты: мы буквально слышим жизнь «на случай», как будто озвученную самим Вийоном, также как мы внимаем речи в текстах Рабле, Шекспира и Сервантеса.
Вспоминая зрелость, художник погружает зрителя в пучину поэтического ритма революций «Одного лета в аду». Цветные силуэты фигур и графические начертания букв проступают, словно, в контражуре на фоне мрачной глубины черного. Рембо охвачен и грезит путешествием, разоблачающим социальные нормы, установки чувств и стратегии выживания. Лирический субъект этих «гнусных листков, вырванных из блокнота того, кто был проклят» выступает глашатаем собственного «сверх-я», обращенного к религиозному опыту, который переложен на метафизическую метрику умирания: «Ах, вот что! Часы жизни остановились. Я - вне этого мира. - Теология вполне серьезна: ад, несомненно, внизу, небеса наверху. «Я сорву покровы с любой тайны, будь то религия или природа, смерть, рожденье, грядущее, прошлое, космогония, небытие. Я - маэстро по части фантасмагорий. Слушайте!». Для Рембо табу на смерть – это изобретенный западным человеком порядок с нулевой познавательной способностью. В стремлении опознать иной, подлинный и потому оставленный мир, поэт-танатолог пытается изобрести пограничную «алхимию слова», нагружая время проживания символами и громадами одинокого похода. Литеры подобного алхимического искусства служат материальными элементами и структурой морфологических процессов, овеществляющих язык поэзии в синестезии восприятия: «Я придумал цвет гласных! А — черный, Е — белый, И — красный, У — зеленый, О — синий. Я установил движенье и форму каждой согласной и льстил себя надеждой, что с помощью инстинктивных ритмов я изобрел такую поэзию, которая когда-нибудь станет доступной для всех пяти чувств. Разгадку оставил я за собой». Сергей Михайлович, в свою очередь, прорисовывая маршрут Рембо, моделирует пространства развернутого в «листках» спектакля, насыщенного деталями воображаемой сценографии, неожиданными зигзагами и уколами прочтения, рассекающего текст и устанавливающего с ним прямую связь.
Кроме того, книга и выставочный проект «Французы» взаимодействуют с различными контекстами, определяемыми частными моментами истории издания и перевода текстов. Так, стоит отметить, что в тетради «Песнь о Роланде» иллюстрации сопровождают вольное стихотворное переложение Сергея Павловича Боброва – переводчика, литературного критика, поэта и представителя русского футуризма. Данный адаптированный перевод был опубликован только один раз - в 1943 году. Сегодня, книга с тиражом в 25 000 экземпляров, выпущенная ДЕТГИЗом, является библиографической редкостью. Она дополнена научно-популярным предисловием Ильи Эренбурга и атмосферными иллюстрациями Марии Синяковой, поймавшей графической архитектурой изображений устройство кантилен и эпический характер источников, посвященных первым вехам Реконкисты. «Вольное переложение» осмысляется Бархиным как дань памяти книге, по которой многие советские читатели начинали знакомство с французским эпосом. Схожим образом, напоминание об утраченной или неучтенной культурной памяти проявляется в отношении тетради «Одно лето в аду». Парадоксально, но французские издания Рембо редко иллюстрируются, а, например, один из напечатанных при жизни поэта сборников «Озарения», ни разу не выходил с иллюстрациями. Поэтому в 2017 году Сергей Михайлович выполнил рисунки к «Озарениям» и, спустя два года, продолжает свою творческую и исследовательскую работу.
На первый взгляд, может показаться, что «Французы» - это о прошлом¸ минувшем, о пройденном. На самом же деле, Бархин в каждой своей работе, начиная с театра, книжной иллюстрации и архитектуры и заканчивая издательским делом, письмом и словесными «завéтками» друзьям (потому что звучащая и записанная речь – это тоже действие в искусстве!) изобретает современность заново. Он видит реальность искусства в исторических объектах. В каждом из них встречаются, пересекаются и пластически основываются друг на друге самые разные эпохи. Диди-Юберман называет такие произведения «временными узлами», раскрывающими то, что «выживает» и сохраняется в виде симптомов искусства прошлого в условиях складывающегося на наших глазах настоящего. Современность приобретает эффект столкновения множества темпоральностей, для прояснения которых необходимы: «шок, разрыв покрова, вторжение или явление времени…» (Didi-Huberman, 2002). Совмещение книги в качестве вещи с ее экспозиционной версией в пространстве «белого куба» позволяет говорить о взаимодействии повествовательной и образной динамики изображений с фактическим временем выставки. Здесь Бархин, словно прустовский герой, вкладывает в ритм мизансцен каждой иллюстрации свою приходящую, «непроизвольную память», чтобы затем вновь искренне удивиться встречи с французскими гениям-сказителями, странниками и певцами немыслимой свободы.

Искусствовед Александр Саленков. 2019






версия для печати