Российская академия художеств

Живопись - сфера почти интимная. Здесь Художник остается только наедине с самим собой, со своими мыслями, наедине с Искусством. И здесь, в мастерской, вдали от суеты, он, всецело погружаясь в бездонные глубины творчества, самозабвенно отдается ему без остатка и экспериментирует, ищет и... признается в любви к Искусству, Искусству и Жизни. Признается со всем пылом своей страстной натуры, где вместо слов - прикосновения кисти к холсту, прикосновения, складываются в романтическую поэму, имя которой - Живопись. Страсть через агрессию краски и экспрессию линии.

На протяжении уже более ста лет не утихают споры: что есть искусство? Что является главным в нем - содержание или форма? И не является ли форма истинным содержанием искусства? Что касается автора этих строк, то он разделяет точку зрения Николая
Заболоцкого: «Поэзия - есть мысль, запрятанная в теле...» На место поэзии, с полным правом, можно поставить - живопись и вообще - искусство. Произведения искусства Шопенгауэр называл зеркальным отражением собственного духа и эхом мыслей создающих их художников. Во всяком случае применительно к Зурабу Церетели утверждения поэта и философа наиболее точно выражают глубинную суть его живописного творчества, где в оргии красок находит свой выход неукротимый дух художника-жизнелюба и художника-мыслителя. Неутолимая жажда жизни, со всеми ее радостями и горестями, и негасимый пламень страсти к искусству, переполняющие душу художника, дают удивительный сплав формы и ее содержания. Система изображения в живописных работах Зураба Церетели имеет два уровня восприятия. Первый - это сама плоть искусства, сочетание красочных пятен, каждое из которых так или иначе воздействует на наше подсознание интенсивностью цвета, конфигурацией цветового силуэта, сочетанием цветов; второй - смысл, нередко философский. Один доставляет радость, другой - дает работу уму и воображению. И каждый из них вполне самодостаточен. Иными словами, живопись художника рассчитана на многоуровневое восприятие, и при желании можно только наслаждаться красотой красочных сочетаний, поражаться энергии и экспрессивности мазка, в этом апофеозе живописи можно увидеть восхищение жизнью, признание в любви к жизни. А можно угадать и философский аспект. Все зависит от готовности к эстетическому восприятию, от настроения в данный момент времени. По сути дела, художник приглашает нас в соавторы - ведь окончательно произведение искусства может состояться только в восприятии зрителя...
Когда первый раз смотришь на живописные полотна Зураба Церетели, то, как правило, первое впечатление - это есть живопись в ее чистейшем виде. Живопись как жизнь красок. Намек на сюжет, персонажи, пейзажи, предметный мир - все это лишь повод для того, чтобы рассказать об этой жизни. Но чем дольше всматриваешься в полотна художника, тем яснее осознаешь, что это первое впечатление верно лишь отчасти. Да, Зураб Церетели - истинный Рыцарь Живописи в ее идеальном виде, и все же при всем при том красочный мир его картин есть ни что иное как «умозрение в красках», поскольку в нем (в этом мире) концентрируется особая, неповторимая область отношения художника к окружающему его миру.
Для Зураба Церетели все прекрасно и достойно воспроизведения даже не только за свою собственную красоту, значительность, а за причастность к единому и прекрасному, напоенному светом и воздухом миру. Но художник нередко переносит акцент со значительности избранного сюжета, с мотива на значительность самой картины, ее образную выразительность и красоту. И в его живописи, наряду с образной выразительностью изображения, мотива, сюжета существует самостоятельная содержательность элементов ее художественного языка. Художник, как и в музыке, ищет не описания, а внушения. А потому его живопись обладает ярко выраженной суггестивностью. И прежде, чем увидеть, что на картине представлено, прежде чем узнать, что она изображает, вы уже оказываетесь захвачены магическим аккордом, образованным определенной аранжировкой цветов, света, формой красочных пятен. Собственно, речь идет о том, что называют музыкой картины. Этот мир соткан из цвета и звуков - мы слышим звук в цвете. Поэтому, не случайно созерцание живописи Церетели само по себе порождает ощущения скрытой беззвучной музыки, которое всегда внушает искусство, отмеченное печатью особой гармонии.
Живопись художника подвижна, активна и требует от зрителя живости восприятия, заставляя его двигаться около картины, отходить от нее и подходить к ней, вглядываться в пятна и линии как в изображение. Экспрессивная живописная манера художника часто деформирует форму, делает предметы порой с трудом различимыми и с трудом узнаваемыми. Но если вы видите в особом только ритме расположенные красочные пятна, то это только декоративное содержание - т.е. это совсем не Церетели. Его полотна необходимо воспринимать во всей полноте чувственных качеств.
Художник творчески воспроизводит натуру, по своему решая узловую проблему художественного творчества - взаимоотношение искусства и реальности. Чувственные впечатления осваиваются мастером эмоционально и подкрепляются размышлением. В творческом процессе активно участвуют интуиция и мысль, ум и воображение, художник не отказывается ни от одного, ни от другого, они равноправны и слиты.
Образ в церетелиевском искусстве многослоен, движение и развитие его значений разворачивается в сложную разветвленную смысловую структуру.
Природа творчества художника эмоциональна, чувственна, пронизана жаждой красоты и гармонии, но вместе с тем и отличается богатой содержательностью, многоаспектностью смыслов. И вся изобразительная система художника - исполнение, рисунок, цвет (стиль) согласованы с поэтическим замыслом.
В своем творчестве Зураб Церетели блестяще решает один из принципиальнейших вопросов живописи - соотношение станковости и декоративной выразительности. Большинство полотен Церетели не только не теряют в своей выразительности и эмоциональном воздействии при, так называемой, ковровой развеске. Они в этом случае, подобно атомам, складываются в единую удивительную Вселенную, отдельные элементы которой одновременно и самодостаточны и, в то же время, часть целого. Вместе они взаимно дополняют друг друга и так обогащаются новыми оттенками смыслов.
Вообще соединение пластической и образной выразительности, где обе сосуществуют как равнозначные, взаимообуславливающие составляющие произведения - характерная черта искусства Зураба Церетели. Но наиболее ярко это видно в натюрмортах художника. Сама природа жанра натюрморта довольно двойственная. С одной стороны - в натюрморте более, чем в других жанрах, сюжет выступает как нечто внешнее, в натюрморте от него легче всего абстрагироваться (и это, очевидно, одна из причин того, что натюрморт, и как жанр, и как художественное мировоззрение, сыграл роль некоей переходной формы, предшествующей уходу от изобразительности, на пути к беспредметному творчеству). Сюжет, каким бы философским он ни представлялся, никак не выражает смысла натюрморта, натюрморт больше, чем какой-либо другой жанр ускользает от словесных описаний; его надо воспринимать в целом, погружаться в него. Он учит нас постигать собственно живопись; любоваться изображением, его пластической красотой, силой контрастов, глубиной цвета. Пластическая красота и вещная выразительность натюрмортов наполнена чувственностью, присущей вообще искусству живописи, но натюрморту в особой мере. С другой стороны - натюрморт, как наименее ангажированный жанр, выражает и мировоззрение автора-живописца, какие-то грани бытия воплощаются в натюрморте иначе, непосредственнее, чем в произведениях других жанров. Сама форма натюрморта многоярусна, многосложно содержательна.
Предметная составляющая натюрмортов Зураба Церетели довольно немногочисленна - книги, свечи, игральные карты, веники, стулья, цветы, музыкальные инструменты. Но каждый предметный образ помимо конкретного содержания, определяемого внешним, зримым его видом, несет в себе и иной, более глубокий смысл. Темы, которые занимают художника, прочитываются и в натюрмортах, в интимном звучании. Живописи художника вообще присуща исповедальность - Жизнь, как таковая, во всех ее проявлениях - органическая, биологическая, духовная, Искусство, Судьба, Память, придающая всему смысл. Впрочем, следует заметить, что среди натюрмортов художника есть и такие, которые свободны от вне лежащего содержания. Если в них и можно усмотреть нечто вроде подтекста, то это происходит потому, что мы автоматически и едва ли не подсознательно переносим символическое прочтение конкретного предмета, уже закрепленное либо вообще в истории искусств, либо в других произведениях данного художника, уподобляя повтор лейтмотиву. Так, в частности, это можно сказать об изображении подсолнуха. Кто бы не нарисовал эти восхитительно красивые цветы солнца - мы всегда вспомним Ван Гога, и увидим в изображении цветка посвящение гениальному художнику, что, иногда соответствует истине, однако, не всегда.
Любит рисовать подсолнухи и Зураб Церетели. Вообще, натюрморты с цветами - это особая тема в творчестве художника и может быть одна из наиболее любимых - во всяком случае больше половины его натюрмортов можно назвать «цветочными». Цветы для него - красочная палитра жизни. В изображении этих представителей живой природы художник как бы спорит с натурой в действенной силе образа. Окружающее видится ему в повышенно интенсивных тонах и воплощается форсированно.
Островыразительное значение имеет и фактура живописи. Применяя разнообразные фактурные комбинации, мастер индивидуализирует живопись разных изображаемых предметов, а в данном случае разных видов цветов, тем самым передавая фактурное разнообразие натуры, добиваясь при этом многообразной осязательности изображаемых мотивов. Эта любовь к материалу природы, понимание его живописных возможностей художник распространяет и на материал живописи. Художник кажется играет с материалом. Холсты грунтуются разными оттенками и «выдерживаются» подобно коллекционному вину определенные сроки. Используя пластические свойства краски, Зураб Церетели буквально лепит в краске, добиваясь особой телесности и материальности живописи. Используя высокую фактуру выводит изображение на зрителя, «отрывая» предметы первого плана от дальних или от фонов. Характерный вибрирующий, словно дышащий, мазок придает изображенным букетам особую трепетность цветочного лепестка.
«Цветочные» натюрморты напоены воздухом и солнцем. Удивительно это ощущение присутствия солнца. Такое чувство, что солнечный свет насквозь пронизывает полотна. При этом художник не пользуется традиционными способами светотени. Светотень, если она присутствует, чаще оказывается результатом естественной игры светотени, возникающей на реальной плоскости картины, как следствие объемного мазка, он дает дополнительный эффект пульсирующей материи. Эквивалентом солнца является краска, вернее игра художника с ней. Эквивалент света - чистый цвет. Почти как у венецианцев - свет становится цветом. И, наверное, неслучайно одна из наиболее часто используемых художником красок - желтая. Желтый - цвет золота, цвет солнца, блеск его пронизывает собою все окружающее. Желтые фоны, словно диск солнца, расширившийся до пределов и заполнивший собою весь мир.
Напряжение колорита картин повышается еще и за счет того, что вместо одного доминирующего пятна вводится два или более цветов, равнозначных по значению. Каждый цвет является определенной «вибрирующей нотой», он входит составляющим элементом в созвучие красочного аккорда рядом - монолитные локальные пятна значительных участков живописи, в свою очередь, состоящие из множества мягких нюансов и тонких переходов цвета, - вообще роскошное созвучие открытых цветов отличает многие работы художника.
Интуиция и мудрая проницательность позволяют художнику улавливать в окружающем нечто такое, что сокрыто за пределами зрительного восприятия. И именно для того чтобы намекнуть на это внутреннее содержание, выявить его, художник и использует преувеличение, «возгонку» качеств изображаемого. Но это не уводит изображение от истины действительной жизни, а в конечном итоге приводит к ней.
Цветы - символ быстротечности жизни, и одновременно ее постоянного обновления. Во многих работах объектом изображения художник полагает идею времени. И в форме цветка он выражает идею концентрации времени в искусстве - «сгущенное» в мгновение художественного времени эмпирическое время всей жизни растения. Ведь «цветок состоит не только из того, что мы в нем видим... Он прежде всего то, чего мы в нем не видим, но что, однако же, присутствует в видимом и должно быть познано... извивы цветочных чашечек раскрывают весь смысл тому, кому ведомы изгибы корней» (Поль Гоген).
Цветы - вечное напоминание о Рае на земле. И если мы можем представить себе Рай без Человека, который был оттуда изгнан, то мы никогда не сможем себе представить Рай без цветов. Цветок - первое украшение Первой Женщины.
Женщина и цветок - один из любимых мотивов художника, часто превращающийся в пластическую метафору. Здесь можно усмотреть реминисценцию мифологического представления о таинственном сопричастии одушевленной и неодушевленной природы, о взаимосвязи человеческого существа и цветка. Мотив уподобления. Интересно, что в некоторых работах именно цветы занимают главное место, а женские образы играют аккомпанирующую роль.
Букеты цветов произрастают у художника из сосудов самых разных форм и расцветок. И эти сосуды тоже не лишены смысла. Не просто форма, а ее наполненность, целесообразность: сосуд как сосуд жизни.
Неоднозначность прочтения предполагается в каждом предмете натюрморта. Свеча - это и источник света, и свечи, которые мы ставим за здравие и на помин. Это и символ надежды, и символ жизни человеческой - «пока не меркнет свет, пока горит свеча»... Или карты. В их случайных соединениях - знак будущего. Но художника привлекает в карте не только ее спиритуалистическая, но и эстетическая ипостась. Он заявляет карту как вещь, имеющую свое собственное пространство и динамику цветовых пятен, выводя ее из знаковой системы житейских реалий в область чистой пластики. Он осмысляет и ее пластическую природу, и метафизическую сущность. Карта - и вещь, и игра, и знак. То же можно сказать и о книгах - частых гостях церетелевских натюрмортов. Это и просто вещи, обладающие определенной формой, и хранители таинственных знаков и смыслов, это и память, и знание, накопленное человечеством. Особое место в живописном мире Зураба Церетели занимает искусство. Искусство в самом широком и высоком смысле, сама идея искусства.
Поразительна по своей глубине, многоаспектности и разнообразию пластических решений серия натюрмортов-посвящений любимым художникам, учителям. Это - Матисс, Модильяни, Пикассо, Тышлер, Пиросмани, Леже, Ван Гог... И не нужно читать название работ для того, чтобы выяснить какому именно мастеру какая картина посвящена, так точно пластическое решение. Эти картины можно рассматривать и как диалог. Цитируя стиль, манеру, характерные приемы композиции, образного решения, отдельные изобразительные мотивы, фрагменты или просто характер линии, колорита или мазка, Церетели задает тему диалога, создает атмосферу задушевной беседы с предшественником. И почти всегда в этих натюрмортах-посвящениях присутствуют цветы, которые в данном случае - символ живущей в нас памяти, признательности, восхищения.
Частые гости в церетелиевских натюрмортах музыканты, здесь они выглядят подобием керамических статуэток, застывших возле огромных, сравнительно с ними, ваз с цветами. Эти собирательные и даже знаковые персонажи призваны вызывать слуховые ассоциации и тем самым еще больше усиливать музыкальность живописи Зураба Церетели. А оставленные музыкальные инструменты в натюрмортах тоже порождают образ музыки, но умолкнувшей, вызывают слуховое впечатление беззвучия. И мотив молчания в полотнах художника, как это ни парадоксально, тоже звучит своей музыкой. Немногие знаки предметного мира в натюрмортах глубоки и емки по смыслу. Художник выстраивает сложную систему намеков и ассоциаций, использует прямое и иносказательное значение вещей, чтобы в целом - «повествовать» о человеческом бытии, о судьбах художников, об искусстве великом и вечном, о красоте жизни, трагедия которой в ее конечности. Именно поэтому в красочной феерии, которая выплескивается на нас с полотен Зураба Церетели, часто сквозит оттенок грусти. И вместе с тем, искусство художника дарует нам идею Вечности. И в этом мире, созданном мастером, цветы всегда в апофеозе своего цветения, женщины красивы и желанны, свечи горят, книги раскрыты для чтения, Матисс рисует свой арабеск на стенке сосуда, образы Пиросмани продолжают жить в образах их потомков, Ван Гог неустанно одаривает человечество букетами ярких подсолнухов, а на картах выпадает то дорога, то хлопоты, то любовь - словом Жизнь.

Текст подготовлен Л. Адашевской. Журнал «ДИ» 3-4, 2002

THE STEAL-LIVES OF CONFESSED CHARACTER "Poetry is a thought wrapped up by a body…." (N. Zabolotsky) In this meaning the poetry might be replaced by music, painting and art in general. Schopenhauer called the works of art as the looking-glass reflection of a person spirit and an echo of the artist's thoughts. With regards to Zurab Tsereteli the philosopher's assertion expresses in the most precise way the profound essence of the painter's creative activity, as the orgy of the colors gives way to indomitable spirit of the artist, who is the great life lover and artist - philosopher. The unquenchable thirst for life and ever-burning passion for the arts result in amazing fusion of a form and its content. Zurab Tsereteli's system of painting has two levels of perception. The first one is the 'flesh" of the art: combination of colored spots, their intensity, configuration of the outlines; the second is sense, which can be observed. One level gives pleasure to an eye; the other one makes intellect and imagination to work. Yes, Zurab Tsereteli is a true Knight of Painting in its ideal way, but at the same time the colorful world of his canvases is none other than "speculation in colors". The master emotionally assimilates sensible impressions and later confirms them with observations. There are intuition and thought, intellect and imagination participates actively to the creative activity - the artists manipulates all components. Mind and intuitive spring are enjoying equal rights and united. That is why the nature of Zurab Tsereteli's creative activity is notable for emotional and sensual character, penetrated with thirst for beauty and harmony, at the same time it differs due its fruitful and multi-aspect images. The artist's entire system of painting - performing, drawing, color - co-ordinates with his poetical design. The world given us in feelings and the imperative world, the world of thoughts, dreams are reflected by the artist on the canvases throught colorful projection. Everything is tied up with colored threads into a ball, which is called painting by Zurab Tsereteli, and sometimes it is not easy to untie it… Lia ADASHEVSKAYA.

версия для печати